Гурзуф 1990 — отчет в письмах

Это необычный отчет. Описываемые в нем события происходили давным-давно, за 23 года до момента написания этих строк, так что правильнее будет назвать нижеследующую историю словом «мемуары». Текст пронизан воскрешенными из памяти детскими воспоминаниями, ностальгическими чувствами и подробностями советской курортной жизни, а слайд-сканер позволил заполучить цветные фотодоки тех далеких времен.

Введение

1990-й год! Страшно даже представить, насколько давно это было, и какая бездна событий отделяет наше “сейчас” от этого удивительного, светлого, уже размытого в памяти “тогда”.

Шел последний год существования СССР. Были кооперативы и дефицит. Мобильные телефоны существовали только в фантастических книжках, а фотография представляла собой процесс проецирования изображения на пленку с ее последующей проявкой. Но, при этом, как ни странно, мы как-то могли себе позволить сесть на самолет и полететь в Симферополь, а не трястись 20 часов в плацкарте.

Но ближе к делу. Тетушке досталась путевка на 3 персоны в пансионат “Геолог” в городе Гурзуфе, о существовании которого я тогда, конечно же, не имел ни малейшего представления. С тетушкой хотел поехать один хороший мужчина, который, собственно, и помог ей с путевкой, но только вот хитрая тетушка распорядилась выпавшей возможностью по-своему, и вместо хорошего мужчины поехал с ней я — любимый племянник.

Мне было 12 лет, братцу Леше — 10, и для нас обоих это была первая в жизни поездка к морю, ставшая, пожалуй, одним из  самых ярких впечатлений за всю жизнь. Мне и сейчас кажется, что я помню всё, как вчера, хотя, конечно, это самообман: помню я, на самом деле, только определенные эпизоды, да и то в сильно видоизмененном виде. Но, на наше счастье, тетя Зоя, будучи примерной дочкой бабы Гали, всю первую неделю писала ей письма, дабы не забыть, что и как было.

Пауза. Вы понимаете? Писала письма! На бумаге, в конвертах! Потому что не было тогда интернета и карманного телефона.

У меня же был фотоаппарат “Зенит-Е”, заряженный слайдовской пленкой, что тоже очень поспособствовало сохранению воспоминаний. Фотографировал я, правда, не очень охотно и далеко не всё, в основном, по настоянию тетушки, но даже так фотокадров получилось немало (по тем пленочным меркам, конечно).

Теперь, опираясь на обнаруженные среди бумажек тетушкины письма, отсканированные слайды и свою память, я постараюсь воссоздать картину этих удивительных двух недель в Крыму, вернувшись на 23 года назад и тем самым поставив абсолютный рекорд по части долгостроя. До сего дня максимальный промежуток между событием и отчетом у меня составлял 2 года. Всего каких-то 2 года…

Дорога в Гурзуф

Итак, летели мы на самолете, на старом-добром Ан-24. Летать я любил. Отчетливо помню, как практически всю дорогу сидел, прижавшись к иллюминатору, наслаждаясь монотонным гулом двигателей и во все глаза разглядывая землю и облака. Запомнились марсианские пейзажи терриконов под Донецком, где мы приземлялись для дозаправки, и море огней города, когда мы его покидали. От Донецка до Симферополя летели уже ночью, но я не спал, а все также сидел, прильнув к стеклу, глядя на черный силуэт задней части двигателя, и выпадал из реальности. В голове лениво перетекали с места на место мысли в духе “Самолет летит над облаками. Куда? Зачем?”, “И прилетим ли мы куда-то, или я буду вечно вот так сидеть, глядя на этот двигатель и слушая его гул?”, “И, кто я, вообще, такой?”

Симферополь, ночь, какой-то сквер перед аэропортом, залитый мертвенным светом фонарей. Холодно, уже хочется спать, ощущение сюра ситуации не отпускает. Мы с братцем караулим вещи, тетя Зоя убегает и целую вечность берет билеты на автобус. Да, да, оказывается, Симферополь — это вовсе не то место, куда мы держим путь. Потом еще одну вечность сидим втроем, ожидая отправления.

Следующий кадр: автобус. Состояние почти такое же, как в самолете. В салоне темно, я, пригревшись, впадаю в полудрему, и, прислонясь лбом к стеклу, иногда прикрывая глаза, смотрю на бегущий в свете фар асфальт дороги. Иногда воздух прочерчивают искры — водитель стряхивает в окно пепел от сигареты. Время перестает существовать, этот автобус и темнота за окном — логичное продолжение самолета и силуэта двигателя. И мне снова начинает казаться, что жизнь состоит из такой вот дороги, а все остальное — дом, родные, ждущая нас в ящике мышка, пойманная незадолго до вылета, собака Марсик — лишь иллюзия. Да, да, в 12 лет подобные мысли частенько роились у меня в голове.

На поворотах, в далекой темноте иногда виднеются силуэты гор.

Тетя Зоя яростно борется со сном, т.к. Гурзуф — не конечная остановка, и если не уследить, то есть шансы уехать дальше и оказаться ночью невесть где с кучей вещей и двумя детьми. А тетушке, кстати, на тот момент было 33 года — на 2 меньше, чем мне сейчас.

Остановка. Тетушка расталкивает нас, мы опять оказываемся в ночи, холоде и неизвестности этой бесконечной дороги. Сюрприз! Остановка находится на трассе, а сам Гурзуф — где-то еще, но только не здесь.

Следующий кадр: мы в такси. Тетушка сидит ни жива, ни мертва, проклиная свою неосмотрительность, глядя на руки водителя в рокерских перчатках, и ожидая, что сейчас он завезет нас в горы, и больше о нас никто не услышит. Я же смотрю в окна и вижу, что огни мелькают далеко-далеко внизу и в моем выросшем на равнине мозгу это укладывается не очень. Водитель, как ни странно, оказывается вовсе не маньяком. Виляя по серпантину, машина спускается в Гурзуф, петляет по улицам и остановливается у железных ворот.

Ура, приехали! Конечная: пансионат “Геолог”!

Очередное ожидание возле корпуса, пока тетя Зоя разыскивает администратора, ночным кошмаром вторгается в его сон, вписывается и, наконец-то, получает вожделенный ключ от номера. Мы с братцем тем временем рвем бомбообразные шишечки кипариса и играем с ними в мартышку и очки.

Лестница на второй этаж, коридор, номер и спать, спать, спать.

Такой осталась у меня в памяти наша заброска в пансионат “Геолог”.

Первый день в Гурзуфе

Из первого дня вспоминается бескрайний вид с лестничной площадки, долгая, но идущая на спуск, дорога к морю и вид на Аю-Даг, набережная Гурзуфа с наперсточниками, у которых в роли шарика была маленькая шишечка какого-то дерева, и дядечкой, продающим украшения из серебристого металла. Само море, почему-то, не запомнилось, наверное, впечатление о нем слилось со множеством других пляжей и купаний, зато запомнилась обратная дорога, превратившаяся из спуска в невыносимый, совершенно бесконечный подъем по жаре. И для моего изнеженного пухлого тельца этот подъем стал настоящим испытанием.

Однако дни шли, раз за разом мы то спускались к набережной, то поднимались обратно, зачастую по несколько раз в день, и подъем постепенно перестал казаться таким уж ужасным. Подкачался я тогда от души, а вернувшись домой вдруг с изумлением обнаружил, что, когда я лежу на боку, живот у меня все также втянут и никуда не свисает — нечему там было свисать.

Аю-Даг — Медведь-гора

Медведь-гора впервые предстала перед нами в виде дымчатого силуэта на фоне ослепительного неба. Выпуклость, что на дальнем от моря ее конце, которую все нормальные люди называют “хвост”, мы с братцем быстро определили как “геморрой”, и это было чрезвычайно смешно и остроумно, поэтому, теперь каждый раз, проходя дорогой из пансионата к морю или обратно, мы обязательно поднимали сию скользкую тему, что, конечно же, сопровождалось разного рода дурачествами и приступами гомерического хохота.

Вообще, громада Аю-Дага хорошо видна со многих точек Гурзуфа. Неоднократно, разгуливая по территории “Артека”, мы подходили к ней достаточно близко, чтобы можно было разглядеть скалы, осыпи и карабкающиеся на них щупальца леса. Но тогда нам так и не посчастливилось подобраться к горе вплотную. Мы уехали из Гурзуфа, и желание покорить Аю-Даг надолго поселилось во мне. И я, в конце-концов, на него взобрался, но это было много позже, спустя 21 год.